Публикации

Любому явлению свойственно возникать в определенном месте и в определенное время из-за появления соответствующих предпосылок и благоприятных условий для развития такого явления. С полной уверенностью это можно отнести и к Securities Litigation – спорам по ценным бумагам. Это явление начало зарождаться в России на рубеже 2008–2009 годов; ожидается, что самая активная фаза его развития придется на ближайшие несколько лет.

Причина появления Securities Litigation на первый взгляд ясна как юристам, так и профессиональным участникам финансовых рынков: это глобальные финансовые потрясения, отразившиеся на российской экономике в самом ярком проявлении уже в сентябре 2008 года. Тем не менее мы полагаем, что считать этот фактор единственной причиной зарождения Securities Litigation в России было бы не совсем правильно: зачатки этого явления стали появляться еще в середине 2006 года, с момента введения в действие статьи 84.2 Федерального закона «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО). Именно тогда актуальной стала проблема неисполнения мажоритарными акционерами обязанности по направлению акционерам обязательного предложения о выкупе акций.

Рассматривать Securities Litigation исключительно как судебные споры по ценным бумагам (то есть, по сути, только как новое направление в судебных спорах) было бы неверно. Это явление более глобально, и его можно разделить на следующие (весьма масштабные) слагаемые:

• Securities Litigation как новый тренд в российской судебной практике;
• Securities Litigation как новый тренд в российском законодательстве;
• Securities Litigation как новая practice area в российских юридических фирмах.

Далее мы рассмотрим каждый из приведенных пунктов подробно и скрупулезно, обосновав, почему были выделены именно эти, а не какие-либо иные составляющие.

Securities Litigation: новый тренд в российской судебной практике

Анализируя Securities Litigation как самостоятельное явление, прежде всего, следует рассматривать его как новое направление в практике российских арбитражных судов и, к сожалению, судов общей юрисдикции[1]. Иными словами, это новый судебный тренд, требующий разработки определенных подходов к разрешению споров по ценным бумагам. Разработчиками таких подходов должны стать, во-первых, законодатели, а во-вторых, арбитражные суды (в лице Высшего Арбитражного Суда РФ). К подобным подходам можно отнести, например, следующие:

• определение на законодательном уровне единой подведомственности споров по ценным бумагам арбитражным судам;
• внедрение в правоприменительную практику механизма коллективного иска инвесторов;
• разъяснение допустимых способов защиты при заявлении иска, возникающего при споре по ценным бумагам.

Следует отметить, что споры по ценным бумагам – явление отнюдь не новое для российской правоприменительной практики. Однако до сентября 2008 года массового характера подобные споры не имели – возникали лишь отдельные немногочисленные споры между миноритарными и мажоритарными акционерами, связанные с неисполнением последними обязанности по выкупу акций согласно положениям ст. 84.2 Закона об АО.

К спорам такого рода, имеющим уже достаточно широкую публичную огласку, можно отнести прежде всего конфликт акционеров ОАО «ТГК-2» и ОАО «ТГК-4». В рамках этого спора мажоритарные акционеры путем предъявления различных исков и использования схем по созданию очевидно мнимых критериев пытались свести на нет усилия миноритариев понудить их к выкупу акций в порядке ст. 84.2 Закона об АО.

Новым веянием в судебной практике становятся облигационные споры: волна таких споров, связанная с массовыми дефолтами эмитентов по размещенным на ММВБ облигациям, захлестнула российские арбитражные суды. Особенно сильно это ощутил Арбитражный суд г. Москвы: большинство эмитентов либо зарегистрированы в именно в Москве, либо включили в эмиссионные документы договорную подсудность о разрешении споров в связи с ненадлежащим исполнением эмитентом (и/или лицом, представившим обеспечение, обязательств по облигациям) именно этим арбитражным судом.

Отметим, что подобные споры вряд ли можно отнести к категории сложных. Ведь по сути отношения «владелец облигаций – эмитент» – это отношения в связи с договором займа, и особых сложностей при разрешении судами такие споры вызывать не должны. Требования владельцев облигаций по этим спорам на первый взгляд очевидны и бесспорны, а сама процедура судебного взыскания – довольно формальна, поскольку иные способы возврата займа не всегда доступны и реализуемы (особенно в условиях макроэкономического кризиса, затронувшего экономику России).

Тем не менее, быстрое и эффективное разрешение таких споров судами осложняется тем, что со стороны эмитентов и/или лиц, представивших обеспечение, в суд поступают иски, направленные исключительно на затягивание дел по искам инвесторов. Например, могут быть предъявлены взаимосвязанные иски по оспариванию договоров купли-продажи облигаций, поручительств и так далее.

Нельзя сказать, что раньше суды с этим не сталкивались: и в предыдущие годы им приходилось рассматривать иски о взыскании задолженности по договорам займа. Знакомы судьям и случаи затягивания процессов – ничего нового в этом нет. А вот с массовыми исками инвесторов к эмитентам в связи с ненадлежащим исполнением обязательств именно по облигационным займам судам еще не приходилось сталкиваться. Ведь кроме положений гражданского законодательства, к отношениям сторон здесь применяется законодательство специальное – о рынке ценных бумаг, в том числе одноименный Федеральный закон от 22.04.1996 № 39-ФЗ и приказы ФСФР России. Нельзя забывать и о множестве нюансов во взаимоотношениях инвестора и эмитента облигаций по конкретному спору, которые могут вытекать из эмиссионных документов – например, из решения о выпуске облигаций и проспекта облигаций, а также из инвестиционного меморандума, который хоть и не относится к эмиссионным документам, но в большинстве случае публикуется эмитентами в открытых источниках вместе с проспектом и решением о выпуске и распространяется среди потенциальных инвесторов (так как несет в себе информацию, отражающую некий глобальный «взгляд со стороны» на бизнес эмитента и самые оптимистичные прогнозы его развития).

Совокупность этих обстоятельств налагает на суды своего рода дополнительную ответственность. Тем не менее, проведенный нами анализ судебных актов по облигационным спорам, вступивших в законную силу, показывает, что формальный подход к разрешению подобных споров пока сохраняется – очевидно, из-за недостаточной глубины проработки задач, которые ставятся перед судом. Подобные задачи следуют не из текстов исковых заявлений или прений сторон в судебном процессе – эти задачи глобальны, и ставит их сам рынок. Суть их заключается в стабилизации отношений между инвесторами и эмитентами, в квалифицированном всестороннем разрешении конфликта и в формировании единообразной практики разрешения споров по ценным бумагам.

Сегодня мы можем наблюдать ситуацию, когда формируется судебная практика по спорам между владельцами облигаций с одной стороны, и эмитентами и лицами, предоставившими обеспечение (в большинстве случаев это поручитель) – с другой. Такие споры связаны исключительно с неисполнением эмитентами обязательств по выплате купонного дохода, исполнению оферты или по погашению облигаций.

Уже был вынесен ряд судебных актов по делам о расторжении договора облигационного займа в связи с существенным ухудшением условий его обеспечения. По одному из таких дел договор облигационного займа был расторгнут вследствие банкротства поручителя эмитента. Вывод суда по этому делу можно считать правильным, однако четко установленных критериев «существенного ухудшения условий обеспечения займа», при наступлении которых договор займа может быть расторгнут, до сих пор не существует ни на законодательном уровне, ни на уровне разъяснений высших судебных инстанций.

Отметим, что вслед за судебной практикой по искам владельцев облигаций к эмитентам и лицам, предоставившим обеспечение, формируется практика по признанию недействительными договоров купли-продажи облигаций и договоров поручительства, заключенных с целью обеспечения облигационных займов. Такая судебная практика формируется исключительно «благодаря» активному противодействию ряда эмитентов, допустивших дефолт по облигациям, к которым были предъявлены иски о взыскании номинальной стоимости облигаций и/или о понуждении к исполнению оферты. Как правило, единственная цель подобных исков – затягивание судебного процесса по иску владельца облигаций. При этом реализуется схема, основанная на пункте 1 статьи 143 Арбитражного процессуального кодекса РФ (положение об обязательном приостановлении производства по делу до рассмотрения другого связанного с ним дела). Фактически эта схема базируется на применении комплекса взаимосвязанных исков, направленных на оспаривание (признание недействительными) оснований возникновения правоотношений между инвестором, эмитентом и поручителем по поводу облигационного займа и его обеспечения.

В большинстве случае предъявление такого иска можно квалифицировать не иначе как злоупотребление правом на судебную защиту, однако ВАС РФ пока не сформировал единообразную позицию, связанную с применением статьи 143 АПК РФ при предъявлении взаимосвязанного иска. Причина, возможно, кроется в том, что грань между реальной защитой права и злоупотреблением правом в этом случае очень тонка, и суды просто не желают брать на себя ответственность в каждой конкретной ситуации отграничивать это злоупотребление от реальной защиты права стороной, когда последняя не использует «мнимые» основания при предъявлении «взаимосвязанного» (параллельного) иска, указывая на необходимость приостановления производства по связанному с ним делу.

Как бы то ни было, применение подобной схемы эмитентом при спорах с инвесторами встречается довольно часто. К чему это может привести?

На практике обычно происходит следующее. Удовлетворение ходатайства эмитента (или его поручителя) о приостановлении производства по делу в связи с иском инвестора о взыскании с него номинальной стоимости облигаций до вступления в законную силу решения, например, по делу по иску о признании недействительным договора купли-продажи облигаций или договора поручительства будет означать «блокирование» иска инвестора минимум на 7–9 месяцев. Плохо это или хорошо? Безусловно, одной стороне – эмитенту, а в ряде случаев и поручителю –  это выгодно: она (они) получает ощутимую отсрочку исполнения обязательств, которая может достигать полутора – двух лет. А вот инвестор все это время вынужден либо пассивно ждать, либо обжаловать определения суда о приостановлении производства по делу по его иску.

Установить прямой законодательный запрет на использование описанной схемы в спорах по ценным бумагам вряд ли возможно. Ведь де-факто это будет означать необоснованное ограничение или даже лишение эмитентов (поручителей) права на судебную защиту, что противоречит положениям Конституции РФ о равенстве прав каждого на судебную защиту.

Надо отметить, что на этом перечень споров по ценным бумагам в части облигаций не заканчивается. Со стабилизацией ситуации на рынке корпоративных облигаций (т.е. с прекращением дефолтов) облигационные споры не прекратятся –  напротив, арбитражным судам следует готовиться к тому, что внедрение в законодательство о рынке ценных бумаг институтов общего собрания владельцев облигаций и представителя этих владельцев повлечет за собой появление принципиально новых категорий облигационных споров.

Анализ положений законопроекта об общих собраниях владельцев облигаций позволяет сделать вывод о зарождении положительной тенденции в упорядочении отношений «эмитент – владельцы облигаций». Можно утверждать, что введение институтов общего собрания владельцев облигаций и представителя владельцев облигаций приведет к появлению ранее не известных российской арбитражной практике категорий споров, связанных с правами на ценные бумаги. К таким спорам можно отнести следующие:

• «владельцы облигаций vs общее собрание владельцев облигаций»;
• «владельцы облигаций vs представитель владельцев облигаций»;
• «представитель владельцев облигаций vs эмитент».

Появление споров «владельцы облигаций vs общее собрание владельцев облигаций» будет обусловлено тем, что, согласно положениям упомянутого законопроекта, «владелец облигаций вправе обжаловать в суд решение, принятое общим собранием владельцев облигаций, <...> такое заявление может быть подано в суд в течение трех месяцев со дня, когда владелец облигаций узнал или должен был узнать о принятом решении»/

По смыслу и содержанию эта норма практически аналогична ч. 7 ст. 49 Закона об АО, согласно которой «акционер вправе обжаловать в суд решение, принятое общим собранием акционеров, <...> такое заявление может быть подано в суд в течение шести месяцев со дня, когда акционер узнал или должен был узнать о принятом решении». Между тем, если в случае с обжалованием акционером решения общего собрания абсолютно ясно, что ответчиком по делу будет непосредственно акционерное общество (общее собрание акционеров является одним из органов его управления, а согласно ст. 53 Гражданского кодекса РФ именно через свои органы управления юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает гражданские обязанности), то из приведенного законопроекта невозможно установить, кто будет выступать ответчиком в суде по делу по иску владельца облигаций о признании недействительным решения, принятого общим собранием владельцев облигаций. Указанное собрание органом юридического лица не является – следовательно, эмитент не может выступать ответчиком по такому спору. Общее собрание владельцев облигаций статусом юридического лица также не обладает, а значит, и оно не сможет выступать ответчиком в суде. В результате владелец облигаций, не согласный с решением общего собрания владельцев облигаций, из-за пробела в законодательном регулировании де-факто будет лишен возможности реализовать свое право на обжалование решения, нарушающее, по мнению такого владельца, его законные права.

Можно предположить, что ответчиками (именно ответчиками, а не ответчиком) в подобном споре будут выступать все владельцы облигаций, голосовавшие за принятие решения, обжалуемого не согласным с ним владельцем облигаций. Иной вариант, исходя из структуры правоотношений между владельцами облигаций в рамках общего собрания владельцев, вряд ли возможен.

В такой ситуации совершенно необходим выпуск Высшим Арбитражным Судом РФ разъяснения о применении судами положений об оспаривании владельцем облигаций решения общего собрания владельцев облигаций – по аналогии с Постановлением Пленума ВАС РФ от 18 ноября 2003 года № 19 «О некоторых вопросах применения Федерального закона “Об акционерных обществах”», доказавшим свою эффективность при разрешении судами корпоративных споров.

Появление второй категории споров («владельцы облигаций vs представитель владельцев облигаций») может стать следствием прямого установления в законопроекте об общих собраниях владельцев облигаций ответственности представителя владельцев облигаций перед владельцами облигаций «за убытки, причиненные им его виновными действиями (бездействием)». На фоне развития кризисных явлений, затронувших фондовый рынок, можно с уверенностью ожидать, что некоторые владельцы облигаций непременно воспользуются такой нормой (если она будет принята) в случае объявления эмитентом дефолта по облигациям: представителю владельцев облигаций будет предъявлено обвинение в непринятии мер по защите прав и законных интересов владельцев облигаций или в неисполнении обязанности по выявлению обстоятельств, повлекших нарушение прав и законных интересов владельцев облигаций.

Таким образом, пользоваться данной нормой (в случае ее принятия) следует очень осторожно – это относится и к владельцам облигаций, и к судам, которые будут рассматривать подобные иски. Очень важно, чтобы для владельцев облигаций и эмитентов, не просчитавших собственные инвестиционные риски, эта норма не стала очевидным и простейшим способом переложить все свои убытки на представителя владельцев облигаций – в современных реалиях такой соблазн может появиться у многих игроков рынка. Более того: при наличии в законодательстве нормы в ее нынешнем виде, а также негативной судебной практики (негативной в отношении представителей владельцев облигаций. – Авт.) очень вероятно возникновение сложностей с желающими занять место представителя владельца облигаций: ведь ответственность, которая возлагается на таких представителей, очень значительная. Отметим, что в законопроекте об общих собраниях владельцев облигаций механизм страхования ответственности таких лиц не предусмотрен.

Наконец, в третью категорию («представитель владельцев облигаций vs эмитент») войдут, во-первых, споры, основанные на исках представителя владельцев облигаций об исполнении обязательств по облигациям (понуждение к исполнению по оферте, выплате купонного дохода), аналогичные тем, что уже рассматриваются судами по искам владельцев облигаций, а во-вторых, эта категория потенциальных споров будет основана на исках представителей владельцев облигаций к эмитенту, вытекающих из перечня прав, которыми будет наделен представитель владельцев облигаций при выполнении своих обязанностей.

Такими исками представителей владельцев облигаций могут стать:

• иски о понуждении эмитента к исполнению решений, принятых общим собранием владельцев облигаций;
  
• иски с требованием об устранении эмитентом обстоятельств, которые могут повлечь нарушение прав и законных интересов владельцев облигаций;
  
• иски к эмитенту о приведении предоставленного обеспечения по облигациям в состояние, установленное условиями договора займа (решением о выпуске облигаций и проспектом облигаций);иски к эмитенту, его аудитору или оценщику об истребовании необходимой информации;
  
• иски к эмитенту об устранении препятствий в реализации права присутствовать без права голоса на заседаниях (собраниях) его органов управления.
  

Безусловно, это лишь примерный перечень исков, которые представители владельцев облигаций будут вправе предъявить к эмитенту, – если следовать перечню прав и обязанностей, который будет закреплен за эмитентом согласно текущему варианту законопроекта об общих собраниях владельцев облигаций.

Неотъемлемой частью Securities Litigation и абсолютно новым в плане подхода к защите прав инвесторов в ближайшее время должен стать компенсационный иск инвесторов, вложивших свои средства в ценные бумаги, к организаторам и андеррайтерам выпусков ценных бумаг (как облигаций, так и акций). Рассмотрим причины, обусловливающие внедрение в российскую судебную практику такого иска.

Во-первых, уже сейчас на рынке корпоративных облигаций складывается ситуация, когда эмитент, допустивший дефолт, становится очевидно неплатежеспособным. В отношении такого эмитента либо кредиторами, либо акционерами (участниками) инициируется процедура банкротства, в связи с чем инвестору будет очень трудно получить хоть какое-то исполнение по облигационному займу: согласно законодательству о банкротстве такой долг относится к третьей очереди, а значит, степень вероятности его возмещения довольно низка. Ситуация еще более усугубляется, если выпуск был обеспечен поручительством и поручитель, как и эмитент, фактически банкрот и не владеет достаточным количеством имущества для удовлетворения требований владельцев облигаций.

Во-вторых, при размещении облигаций эмитент и поручитель играют исключительно номинальную роль – де-факто всем процессом размещения ценных бумаг управляет организатор облигационного займа, с которым эмитент заключает соответствующий договор. Анализ большинства договоров на организацию облигационного займа наводит на мысль о том, что роль в отборе у эмитента всей необходимой «начинки» для конечного «финансового продукта».

Ответственность организатора выпуска ценных бумаг в данном случае может быть основана на применении общих норм гражданского законодательства об ответственности. Однако следует учесть, что факт дефолта и банкротства эмитента сам по себе не означает, что организатора можно привлечь к ответственности и взыскать с него в пользу инвесторов номинальную стоимость ценных бумаг и доход, который должен был быть выплачен по ним. Необходимым условием для привлечения организатора выпуска ценных бумаг к ответственности является установленный, доказанный факт размещения на рынке ценных бумаг заведомо «некачественного» финансового (инвестиционного) продукта.

Конечно, в условиях российской действительности такой компенсационный иск будет сложнореализуем, учитывая отсутствие практики по аналогичным делам и прямого законодательного указания на ответственность организаторов, а также очень специфический предмет доказывания. Но тем и отличается Securities Litigation от иных категорий споров: особая сложность дел, экономическая значимость, специфичность правоотношений «инвестор – эмитент – организатор размещения» – это специфические черты, присущие исключительно спорам по ценным бумагам.

Все это заставляет сделать неутешительный вывод о том, что становление (внедрение) такого иска в отечественной судебной практике произойдет не сразу. Участники российского рынка ценных бумаг очень длительное время находились в условиях непрерывного бурного роста, и никто не задумывался о том, что необходимо на законодательном уровне закреплять более жесткую ответственность профессиональных участников рынка ценных бумаг. Сломать в один миг стереотипы, сложившиеся за десятилетие, будет достаточно сложно: сопротивление будет весьма сильным.

Securities Litigation: новый тренд в российском законодательстве

Следует отметить, что уже сейчас где-то в недрах ФСФР РФ и законодательных органов создается механизм «квазиколлективного» иска инвесторов, заключающийся как раз в консолидации мнений владельцев облигаций посредством введения институтов общего собрания владельцев облигаций и представителя этих владельцев.

Почему внедрение этих институтов выступает предпосылкой появления «квазиколлективного» иска? Прежде всего подчеркнем, что это не классический коллективный иск, который используется, например, в США, когда инвесторы выступают соистцами при предъявлении иска к компании, чьи ценные бумаги они приобрели. Институт коллективного иска в США предполагает, что каждый из истцов может вступить в дело со своим самостоятельным требованием к эмитенту, то есть предъявить к взысканию любую сумму ущерба (компенсации). Решающий критерий здесь – основание иска: все инвесторы являются владельцами одной категории ценных бумаг одного выпуска и обращаются к эмитенту с иском, например, о взыскании ущерба, возникшего у них вследствие «лживых и вводящих в заблуждение заявлений», сделанных эмитентом при размещении ценных бумаг, которые они приобрели.

Реализовать такой механизм в России (то есть предъявить к эмитенту иск, где соистцами будут выступать все владельцы выпущенных им облигаций с требованием, например, о возмещении убытков, причиненных неисполнением обязательств по ценным бумагам), не представляется возможным. И тому есть несколько причин.

Первая причина (или, скорее, препятствие) заключается в том, что действующее российское процессуальное законодательство, в том числе АПК РФ и Гражданский процессуальный кодекс (ГПК РФ), очень четко разграничивает подведомственность споров. Один из критериев разделения – статус лица, заявляющего иск (т.е. является истец физическим или юридическим лицом). Следуя законодательно установленному разделению, владелец облигаций – физическое лицо (т.е. гражданин) не может обратиться в арбитражный суд с иском к эмитенту в связи с неисполнением последним обязательств по ценным бумагам: иск физического лица должен рассматривать суд общей юрисдикции. То же касается владельцев облигаций – юридических лиц: такие инвесторы должны обращаться исключительно в арбитражный суд.

Нетрудно видеть, что рассмотренное разделение – очень серьезная препона на пути реализации механизма «квазиколлективного» иска; снять ее можно лишь на законодательном уровне путем внесения в АПК РФ соответствующих изменений и дополнений. Однако, даже устранив это препятствие, реализовать коллективный иск в том классическом виде (в каком он реализуется на западе), не получится: возникает препятствие второе. По смыслу действующего процессуального законодательства, не может быть заявлен иск, объединяющий самостоятельные имущественные требования нескольких лиц (пусть даже вытекающие из владения ценными бумагами одного выпуска/выпущенных в рамках одной эмиссии).

Между тем, как следует из Федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон “О рынке ценных бумаг”» (в части создания механизмов, направленных на защиту прав владельцев облигаций) (далее – Законопроект), в частности, из его статьи 27^1–2, «эмитентом облигаций или общим собранием владельцев облигаций может быть назначен (избран) представитель владельцев облигаций». Далее, из п. 9 этой же статьи Законопроекта следует, что «представитель владельцев облигаций осуществляет представление интересов владельцев облигаций перед третьими лицами, в том числе эмитентом и лицом, предоставившим обеспечение по облигациям, а также в судебных органах. Представитель владельцев облигаций осуществляет свои полномочия, в том числе связанные с подписанием искового заявления и отзыва на исковое заявление, заявления об обеспечении иска, передачей дела в третейский суд, полным или частичным отказом от исковых требований и признанием иска, изменением оснований или предмета иска, заключением мирового соглашения и соглашения по фактическим обстоятельствам, подписанием заявления о пересмотре судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, обжалованием судебного акта арбитражного суда, получением присужденных денежных средств или иного имущества, на основании решения о выпуске облигаций (решения общего собрания владельцев облигаций) без доверенности». Наконец, пункт 10 все той же статьи гласит, что представитель владельцев облигаций обязан обращаться с требованиями в суд в случае принятия соответствующего решения общим собранием владельцев облигаций и в иных случаях, предусмотренных законом, а также совершать любые другие процессуальные действия, если решением общего собрания владельцев облигаций не предусмотрено иное.

Таким образом, можно предположить, что в скором времени в России все же будет задействован механизм, по своей сути очень отдаленно напоминающий коллективный иск, применяемый инвесторами в США. Именно поэтому такой иск следует называть «квазиколлективным»: в отличие от применяемой на западе схемы, когда каждый истец (инвестор) выступает самостоятельно от своего имени и формируется некий реальный коллектив самостоятельных истцов (хоть и объединенных единым основанием иска), владеющих ценными бумагами одного выпуска и одного эмитента, в случае с представителем владельцев облигаций в процессе участвует единственный истец – своего рода законный представитель всех владельцев облигаций, которые в силу законодательных ограничений, действующих в России, не могут заявить коллективный иск к эмитенту. Более того, в отличие от инвесторов – истцов «западного» коллективного иска, каждый из которых выражает собственную волю, представитель владельцев облигаций по российскому законодательству будет выражать не свою волю, а навязанную ему волю инвесторов, выраженную в решении, которое примет общее собрание владельцев облигаций.

Отметим, что наряду с введением института представителя владельцев облигаций и общего собрания владельцев Законопроект пошел по пути определения подведомственности споров, вытекающих из ненадлежащего исполнения обязательств, арбитражному суду. Так, из п. 9 ст. 27^1–1 «Особенности эмиссии и обращения облигаций» Законопроекта следует, что «споры, связанные с исполнением обязательств по облигациям, рассматриваются арбитражным судом».

Между тем внедрять и применять на практике «квазиколлективный» иск инвесторов можно уже сегодня: имеется вариант реализации такого иска, который позволяет не дожидаться принятия закона о собраниях владельцев облигаций и представителя владельцев облигаций. В российском гражданском законодательстве существует институт доверительного управления, который распространяется в том числе и на ценные бумаги (включая облигации). Управляющая компания, имеющая таковой статус (разрешение) в соответствии с лицензией, выданной ФСРФ РФ, может объединить пул инвесторов одного эмитента и предъявить общий иск к эмитенту в качестве «единого» истца. Последовательность реализации «квазиколлективного» иска в таком случае следующая:

• облигации передаются их владельцами одной управляющей компании на основании договоров индивидуального доверительного управления;
  
• управляющая компания зачисляет эти облигации на один счет депо, открытый, например, в НДЦ;
  
• управляющая компания от своего имени предъявляет в суд «единый» «квазиколлективный» иск, связанный с защитой прав владельцев облигаций, которые передали ей облигации (например, о погашении облигаций или об исполнении условий оферты).
  

Можно сказать, что «квазиколлективный» иск (в каком бы варианте он ни был реализован) позволит инвесторам достичь желаемой цели с наибольшей степенью вероятности успеха. Например, те же обеспечительные меры суд примет скорее при наличии «квазиколлективного» иска пула инвесторов, нежели в случае, если такие меры заявит один инвестор (пусть даже крупный). Таким образом, «квазиколлективный» иск и Securities Litigation – это два неразделимых понятия (или даже явления) российской судебной практики, которые в ближайшем будущем будут повсеместно внедряться и применяться инвесторами.

Securities Litigation как новая practice area в российских юридических фирмах

Анализируя исключительно правовую и правоприменительную стороны Securities Litigation, нельзя не рассмотреть это явление как область профессиональной деятельности, а также исключительную специализацию отдельных юристов и юридических компаний.

Ни для кого не секрет, что во многих юрфирмах развитых западных странах (особенно в США) давно функционируют целые подразделения под названием «Securities Litigation». Юристы этих подразделений работают исключительно над проектами, связанными с конфликтами между инвесторами и компаниями, чьи акции, облигации, депозитарные расписки и иные финансово-инвестиционные инструменты размещались и приобретались на иностранных торговых площадках. Для ряда американских юридических фирм такой вид деятельности является, по сути, основным: эти фирмы сформировали команды сильнейших специалистов в области сопровождения судебных споров и расследований SEC[2], связанных с введением в заблуждение инвесторов эмитентами ценных бумаг и иными нарушениями со стороны эмитентов.

Разумеется, в структуре российских юридических фирм таких подразделений (практик) в чистом виде не существует. Есть практики, занимающиеся сопровождением судебных процессов без четкого разделения по специализации; есть практики, чья специализация основана на сопровождении выпусков ценных бумаг с их последующим размещением на рынке. А вот практикой, которую можно было бы назвать «Securities Litigation» в классическом виде, ни одна из российских юридических фирм сегодня похвастаться не может. Соответственно, не было в нашей стране и самого явления Securities Litigation.

Такое положение дел вполне закономерно: рыночные отношения установились в России относительно недавно, а рынок ценных бумаг заработал в полном смысле слова только в начале 2000-х. К тому же благодаря стабильному экономическому положению в стране вплоть до середины 2008 года никто из инвесторов и эмитентов не ощущал ударов фондового рынка, подобным тем, что потрясли его во время нынешнего кризиса. Только сегодня, когда началась череда дефолтов, банкротств и прочих кризисных явлений, в России вслух заговорили о возможном введении инвесторов в заблуждение, о сокрытии или представлении искаженной информации эмитентами, о необходимости проведения расследований в отношении отдельных эмитентов и организаторов со стороны ФСФР и так далее.

В настоящее время практикующие юристы и отдельные юридические фирмы России уже могут (и должны) впитать все то, что происходит на рынке. Необходимо проанализировать весь опыт западных коллег (положительный и негативный) в области разрешения судебных споров по ценным бумагам и сопровождения расследований SEC и предложить российскому бизнесу новые юридические продукты и новые практики, юристы которых будут оказывать аналогичные услуги на высочайшем уровне в соответствии с российскими законами.

Резюмируя изложенное, хотелось бы отметить, что положительное восприятие и развитие Securities Litigation как нового тренда в законодательстве, судебной практике и деятельности российских юридических фирм юристами, судьями, инвесторами и эмитентами в совокупности окажет исключительно благоприятное воздействие на инвестиционную среду в России. В нашей стране формируется тренд, присущий исключительно странам с высокоразвитой экономикой, и это может стать одной из предпосылок становления и восприятия России как одного из ведущих международных финансовых центров.